Она пьет свой кофе без сахара и вспоминает...
Неделя прошедшая была яркой, как нитка разноцветных бус-самоцветов, необычной, как первый весенний дождь, и все события ее были желанны и радостны в такой же степени, как и дождь после затяжной зимы. Я, кажется, не жила – горела, проживая каждую секунду, прочитав где-то секрет (или придумав его сама, какая разница?), что если проживать каждое мгновенье, а не прятаться за мыслями, что это надо терпеть, и плохое когда-нибудь пройдет, и я сейчас потерплю, а потом-то уж будет настоящая жизнь, то время собственное меняется столь же волшебно, как гусеница в бабочку. Мгновенья хорошие тянутся и тянутся, не вечно (это было бы страшной пыткой), но ровно столько, сколько нужно, а мгновенья плохие упаковываются компактно, и пролетают мимо шурша упаковкой. Да так летят, что и не замечаешь их почти!
Я радовалась самозабвенно и самозабвенно же грустила.
Я умилялась тому, что парней на моей работе выгнали на субботник, они долго ходили с граблями, собираясь, выпросили у меня ведро для мусора, а когда я на следующий день вышла посмотреть как они там убрали… честное слово, я никогда не видела более аккуратно причесанной грязи!
Я была абсолютно счастлива, подставляя лицо весеннему, даже в последний день зимы солнцу, и грустно мне было оттого лишь, что за три дня я так и не смогла сходить со своим парнем в кофейню. В одной мест не было, а я-то наивно полагала, что только мне в городе хочется кофе, другая была закрыта… но эта грусть была абсолютно мимолетна, я же могу это исправить…
Я смотрела на кошку Масяню, живущую у нас на работе, изящную, как статуэтка богини Баст, и слегка депрессивную отчего-то… она задумчиво лежала под батареей, медленно ходила по этажу, покачивая бедрами, и с абсолютной обреченностью влезала в маленькую дверцу – для доступа к трубам - в стене, точно понимая, что ее там не заметят и дверцу запрут на шпингалет.
И еще я чувствовала себя настоящей героиней, когда, придя утром к парням моему парню и его другу, снимающим квартиру и накормила их блинами. Моим аргументом, была скорая Масленица, а они с таким удовольствием – это надо было видеть – помогали мне сначала взбивать тесто (спасибо Данил) и бегать за молоком (спасибо Дима), потом есть…
Я не считала растрачивая мгновенья, точно зная, что они вернутся вновь… вот и снова моя метафизическая копилка полна ими. Следовательно пора тратить!
Я радовалась самозабвенно и самозабвенно же грустила.
Я умилялась тому, что парней на моей работе выгнали на субботник, они долго ходили с граблями, собираясь, выпросили у меня ведро для мусора, а когда я на следующий день вышла посмотреть как они там убрали… честное слово, я никогда не видела более аккуратно причесанной грязи!
Я была абсолютно счастлива, подставляя лицо весеннему, даже в последний день зимы солнцу, и грустно мне было оттого лишь, что за три дня я так и не смогла сходить со своим парнем в кофейню. В одной мест не было, а я-то наивно полагала, что только мне в городе хочется кофе, другая была закрыта… но эта грусть была абсолютно мимолетна, я же могу это исправить…
Я смотрела на кошку Масяню, живущую у нас на работе, изящную, как статуэтка богини Баст, и слегка депрессивную отчего-то… она задумчиво лежала под батареей, медленно ходила по этажу, покачивая бедрами, и с абсолютной обреченностью влезала в маленькую дверцу – для доступа к трубам - в стене, точно понимая, что ее там не заметят и дверцу запрут на шпингалет.
И еще я чувствовала себя настоящей героиней, когда, придя утром к парням моему парню и его другу, снимающим квартиру и накормила их блинами. Моим аргументом, была скорая Масленица, а они с таким удовольствием – это надо было видеть – помогали мне сначала взбивать тесто (спасибо Данил) и бегать за молоком (спасибо Дима), потом есть…
Я не считала растрачивая мгновенья, точно зная, что они вернутся вновь… вот и снова моя метафизическая копилка полна ими. Следовательно пора тратить!